Левитан, как и его учитель Саврасов, редко был удовлетворен своими картинами, так как выразить «божественное нечто, разлитое во всем», - задача едва ли достижимая. Нередко духовная красота природы раскрывалась через истории и легенды, связанные с конкретными пейзажными мотивами. Память культуры помогала обогатить переживание родной природы, найти средства выразительности, соответствующие главной интонации произведения.
Так было при создании картины «У омута», которая была написана на основании этюда, сделанного в имении баронессы Вульф.
Там помнили печальную историю дочери мельника, вдохновившую Пушкина на создание «Русалки».
Эмоциональная выразительность многих картин Саврасова, Левитана, Поленова и их последователей предопределена не только поразившим художника состоянием природы, выразительностью мотива, но и историей этого конкретного уголка природы.
Искусствоведы называют историческим пейзаж Левитана "Владимирка".
Вспоминала художница С.П.Кувшинникова: «Однажды, возвращаясь с охоты, мы с Левитаном вышли на старое Владимирское шоссе. Картина была полна удивительной тихой прелести. Длинная полоса дороги белеющей полосой убегала среди перелеска в синюю даль. Вдали на ней виднелись две фигурки богомолок, а старый покосившийся голубец со стертой дождями иконкой говорил о давно забытой старине. Все выглядело таким ласковым, уютным. И вдруг Левитан вспомнил, что это за дорога...
- "Постойте. Да ведь это Владимирка, та самая Владимирка, по которой когда-то, звякая кандалами, прошло в Сибирь столько несчастного люда".
Спускается солнце за степи,
Вдали золотится ковыль,
Колодников звонкие цепи
Взметают дорожную пыль...
Грустными стали казаться дремлющие перелески, грустными казалось и серое небо... На другой же день Левитан с большим холстом был на этом месте и в несколько сеансов написал всю картину прямо с натуры».
Знает ли современный зритель, смотрящий на «Владимирку», исторический подтекст произведения и нужно ли его знать для понимания образа? Наверное, большинство зрителей не знает этой истории, но чувство одиночества и вместе с тем величия природы, в которую смиренно вписывается человек со своими душевными переживаниями, воспринимается вдумчивым зрителем.
Лирический пейзаж может быть выражением вечных вопросов. В статье о Саврасове Левитан вспоминает его картину «Могила на Волге»: «Широкая, уходящая вдаль река с нависшей над ней тучею; впереди одинокий крест и облетевшая березка - вот и все; но в этой простоте целый мир высокой поэзии». И в целом о творчестве своего учителя: «Какая простота! Но за этой простотой вы чувствуете мягкую, хорошую душу художника, которому все это дорого и близко его сердцу».
Эпические масштабы приобрела та же тема - жизни и смерти, тайны мироздания, в картине Левитана «Над вечным покоем». Кажется, он искал простого мотива для выражения глубины переживания. Кувшинникова вспоминает, что «местность и вообще весь мотив целиком был взят с натуры во время одной из наших поездок верхом. Только церковь была в натуре другая, некрасивая, и Левитан заменил ее уютной церквушкой из Плеса.
Сделав небольшой набросок, Левитан сейчас же принялся и за большую картину. Писал он ее с большим увлечением, всегда настаивая, чтобы я играла ему Бетховена...».
Лирические пейзажи обладают исключительной музыкальностью. Их восприятие длительно. Оно начинается с переживания главной интонации. Наши пейзажисты, наверное, не так изощренно владеют всеми богатствами колорита, как французы, но они точно передают интонацию избранного мотива через главные цветовые аккорды. Очень тонко пользуются ритмом планов, организуя пространство картины, а также подробностями, деталями, которые содержательно дополняют образ, делают интересным рассматривание каждой картины.
В искусствоведении принято сопоставление образов живописи с образами литературы и музыки. Часто проводятся параллели между пейзажами Поленова
(vasily-polenov.ru/jivopis.php) и Тургенева, Левитана и Чехова. Зрители спорят о соответствии музыкальных образов пейзажам того же Левитана, пытаясь ответить на вопрос, кому он ближе: Чайковскому или Рахманинову.
Думается, правы те исследователи, которые видят корень лирического начала в народных истоках «пейзажа настроения», в его исконной близости национальной культуре. М.Алпатов считал: «Говоря об источниках вдохновения русских пейзажистов, нельзя умолчать о роли народного творчества. Русские напевы прямо вдохновляли наших композиторов (вспомнить хотя бы «Во поле береза» в IV симфонии Чайковского)...
Поэтические темы народной песни... определяют эмоциональный стержень и русского живописного пейзажа того времени. Многое из того, что стало его предметом, в общих чертах уже знакомо было по народным песням: шлях-дороженька, конца краю нет, - выражение тоски; деревце в лесу или березонька во поле, - образ одиночества; широкая долинушка, куда идет погулять молодец, и шелковая трава, на которую он ложится, - выражение достигнутого блаженства; далекая степь - долгий путь на чужую сторону и вместе с тем - раздолье по всей земле».
Расцвет «пейзажа настроения» приходится на период национального самоутверждения русской живописи и музыки, становления «псевдорусского» стиля в архитектуре. Утверждение самобытности русской культуры соответствовало аналогичному процессу в крупнейших европейских странах, что, в частности, выразилось и в пейзажной живописи Англии, и в творчестве «барбизонцев» во Франции. В предыдущих очерках о пейзажной живописи было рассказано о Салонах в Париже, на которых свои произведения могли показать художники разных стран.
В 1870-е гг. широкую популярность получают Всемирные выставки, где искусство разных стран демонстрируется в сравнении: публика стремится понять своеобразие художественной культуры каждой страны. В России в художественную практику входит традиция международных выставок. Русские художники бывают в разных европейских странах. Они знают современное искусство Германии, Франции, Италии, Швейцарии, Финляндии. Поленов находился под влиянием французских пейзажистов.
Левитан высоко ценил импрессионистов и советовал одному из своих учеников: «Быть среди стоящих людей, да еще в Париже, городе, живущем сильной художественной жизнью, - все... Заснуть нельзя здесь, мысль постоянно бодрствует, а художник работает... Жить в Париже, великое благо для художника».
Между тем, оказавшись в Италии или во Франции, Левитан страдал. В 1890 году он писал Поленову из Италии: «Несчастный я человек. Я окончательно пришел к убеждению, что впечатления извне ничего не дадут мне, - начало моих страданий во мне самом, и что поездка куда бы то ни было есть бежанье от самого себя!»
Восторг вызывают события, рождающие воспоминания о России: «Вероятно, через час раздастся благовест - о, как я люблю эти минуты, минуты, говорящие о жизни правды, говорящие не о фактическом воскресении, а о торжестве истины».